У кошки девять жизней. Остальные она не помнит или не хочет вспоминать...
Раз первый.
Мы вместе учимся на курсах английского языка,сидим за одной партой и любим друг друга. Он провожает меня до дома. Два раза в неделю. Мы болтаем о литературе и искусстве. Держимся за руки. Иногда он любит положить руку мне на талию. Говорит, что его руке там очень удобно - как на мягкой полочке... Мама называет его "крутые бедра".
В остальное время он учится в университете имени Т. Г. Шевченко на пятом курсе. Отличник.
Он такой большой... И, конечно, красивый.
- Ты выйдешь за меня замуж? - спрашивает он однажды.
- Конечно, - радуюсь я искренне. Ха! Никого из девчонок замуж еще не звали, а меня уже! Ха!
- Через четыре года, - спохватываюсь я, только через четыре года.
- Нет, я понимаю, что тебе надо закончить институт, - говорит он, - я тебе помогу, и с детишками пока подождем.
- Подождем, - соглашаюсь я. Но это будет... - я призадумалась и стала загибать пальцы, - два плюс пять - через семь лет.
- Не понял почему через семь?
- Ну, как это? Сначала я окончу школу потом институт...
- Какую школу, - смеется он, - школу милиции?
- Почему милиции? - удивляюсь я.
Он отстраняется, снимает руку с моей талии, смотрит в глаза...
- Сколько тебе лет?!! - вдруг кричит он.
- Четырнадцать...
- Ты что, с ума сошла?
- Нет... А что?
- Тебе четырнадцать? Ты уверенна или это шутки такие?
- Я... Я... Я уверена, - говорю я и отхожу чуть дальше, потому что он как-то так странно смотрит...
Больше я никогда его не видела. Володю Козлова - выпускника университета им. Т. Г. Шевченко. Он так и не вернул мне "Петра Первого" Алексея Толстого. Поэтому я и не могу до сих пор о нем позабыть.
Раз второй
Мне восемнадцать... Он - сосед по комнате моего сокурсника и учится в университете имени Т. Г. Шевченко на пятом курсе. Зовут его Володя. Фамилия другая.
Однажды мы вместе с друзьями пошли в кино, и я уснула на его плече. Вернее, на груди, потому что плечо было очень высоко. Я ни разу не всхрапнула, и он меня полюбил. Нет, еще зато, как вкусно пахла моя голова, и как волосы приятно щекотали ему подбородок, когда он склонялся вниз.
Мы гуляли и держались за руки. Знакомое состояние - думалось мне. Однажды мы поехали на дачу и часа два целовались, лежа на диванчике, пока бедный Игорек - Володин приятель, увязавшийся за нами, - в одиночестве маялся на веранде. Только целовались! В самом конце он вдруг положил мне руку на живот и сказал, что там скоро будет наш сын. "Откуда он там возьмется?" - удивилась я, но возражать не стала.
Потом мы с подружкой уехали на юг, и я каждый день писала своему милому по письму. Он не ответил мне ни разу. Оказалось - проверял...
Мы вернулись, и он сразу предложил выходить за него замуж, потому что он понял: это настоящая любовь. А я не поняла...
Больше я никогда его не видела. Он так и не вернул мне задачник Сканави, которым я очень дорожила. Поэтому я и о нем тоже не могу никак позабыть.
Раз третий
Мне девятнадцать... Он - сосед по парте, обладательшикарный кожаных штанов, брата в дальнем зарубежье, пачки журналов "Playboy", чертовского обаяния и обольстительной улыбки. Удовольствие посмотреть, как он снимает свои штаны, полюбоваться на то, что находиться под ними и как оно действует, было доступно чуть ли не всему нашему женскому коллективу, но замуж он позвал именно меня. Наверное, потому что, посмотрев, я категорически отказалась от продолжения. Он думал, что вследствие цинизма и нигилизма, а на самом деле - от страха.
Он удивился... и мы полюбили друг друга, как братья. Потом он предложил мне дружить, как сестры, потом просто дружить, а потом однажды мы так яростно поспорили о Бердяеве, что вдруг занялись сексом.
Потом мы еще дискутировали о Платоне, Аристотеле, других мудрецах и всякий раз с пользой и для ума, и для тела.
Каждый раз он делал мне предложение, но мы тут же начинали спорить о семье как о ячейке общества, или о детях как о продолжении своего "я", или о совокупной психологии (так он называл общую психологию пары), плавно переходили к Фрейду и... снова занимались сексом.
С тех самых пор меня очень возбуждают философские беседы.
О нем я никогда не вспоминаю. Потому что никогда и не забывала. Дружим до сих пор. Домами.
Встречи становились все занимательнее, я уже серьезно увлеклась философией и психологией, но тут мы неожиданно поругались из-за Диогена и его бочки, так и не успев пожениться. Он занялся гуманитарными науками с кем-то другим, а я вернулась в Математику.
С тех самых пор меня очень возбуждают философские беседы.
О нем я никогда не вспоминаю. Потому что никогда и не забывала. Дружим до сих пор. Домами.
Раз четвертый
Мне двадцать. Он - начальник учебной лаборатории нашего института. Преподает что-то там, не помню, что именно, и ставит мне пятерки. Он провожает меня до дома. Мы держимся за руки и беседуем о светлом и вечном.
Он как-то очень сильно любит сына и побаивается жену, с которой два года как разведен. Раздражает и то, и другое.
Он зовет меня в гости, я не иду, он снова зовет, я опять не иду, он не отстает, и я, наконец соглашаюсь.
Мы сидим на огромной кровати, и он говорит, что хотел бы, чтобы я именно на этой кровати родила ему сына. Я сомневаюсь. Он настаивает. Я продолжаю сомневаться, а он настаивать. Ну и ладно! - решаю я устало, и он меня раздевает. Чтобы немедленно сделать сына, пока я не передумала.
Он очень нежный и долго-долго гладит мне разные места - всякие там бугорки и впадинки, вишенки-совочки. Так долго, что я уже готова совершенно на все, но тут зазвонил телефон, и он пошел объяснять бывшей жене, как делать компресс для больного уха сына. Когда он вернулся, оказалось, что все надо начинать заново,потому что я замерзла, залезла под одеяло и сладко сплю. Он начал заново, и я проснулась и сомлела под его руками.
Млела, млела, млела, но тут снова зазвонил телефон, и я опять заснула, потому что ему необходимо было убедить жену в том, что завтра надо вызвать сыну врача.
Когда я уснула в третий раз, он как раз беседовал с сыном, убеждая его в том, что не все врачи такие сволочи, как в прошлый раз, и все будет хорошо.
Часа в два ночи мы быстренько сделали это, он удовлетворенно поцеловал меня, попросил прощения, сказал, что в следующий раз уж он уж себя уж точно покажет в полную силу, но завтра ведь на работу, и уснул. А я почему-то не смогла...
Утром он еще немного на мне поерзал, так и не дав мне выспаться, и ушел в ванную, весело напевая "Милая моя, солнышко лесное".
До конца семестра он безнадежно ставил мне пятерки и звал замуж.
Больше я его никогда не видела, но поскольку он ничего ценного у меня не взял, то и вспоминаю о нем гораздо реже, чем о других. И всегда с улыбкой.
Раз пятый.
Мне двадцать один. Он -мамин протеже. Доктор физмат наук. Гений, умница и все прочее. Вне всяких сомнений, будущий нобелевский лауреат. Семья затаила дыхание в надежде збагрить меня со своих рук в его - хорошие. Его звали просто - Зигмунд...
Мы встретились, я посмотрела, вздрогнула, не сдержалась. Он пригласил меня в кино и все глядел с восторгом. У него дрожали руки, он все время облизывался и изо всех старался не слишком часто пялиться на мою грудь.
В зале, как только погас свет, он положил мне руку на коленку и принялся жарко дышать в ухо. Нам с ухом было неприятно, а коленке - безразлично.
Потом он приблизился и прикусил мне мочку уха. Я дернулась, он не отпустил, я стукнула его по руке, он лизнул мою щеку, я зашипела что-то гневное, он хихикнул и сказал, что я - горячая штучка.
Я девушка очень, просто очень культурная, поэтому не стала быть его по лицу, тем более что обещала маме не рубить с плеча...
Потом он спросил, куда бы я хотела пойти. Я сказала честно - в тир! Я только не стала ему говорить о том, что если уж мне и хотелось кого-то в тот момент пристрелить, то уж точно не железного зайчика!
Мы поехали в парк - в мой любимый тир, и дядя Сеня, увидел меня и мое разозленное лицо, принялся скоренько складировать призы под стойку. Чтобы я не унесла все. Я долго выбирала винтовку, пристреляла ее, собрала толпу почитателей, матюкнула мужичка, не вовремя попадавшего под правый локоть, выбила все, на что хватало денег, и предложила пострелять Зигмунду. Тот стоял бледный и смотрел странно. Кажется он уже не считал меня горячей штучкой. Потом он сказал,что не любит никакое оружие, и меня дернуло от возмущения.
- Это твой? - с большим сомнением в голосе спросил дядя Сеня, и толпа смолкла, вслушиваясь.
- Не-а, - сказал я, - он не мой, он со мной.
Толпа облегченно выдохнула. Еще бы, представить себе, что этот бледный лох может быть кавалером одного из лучших стрелков парка...
По меньшей мере - оскорбительно!
Замуж он меня так и не позвал, но жаловался потом маминой подруге на мое какое-то подозрительно не женское воспитание.
Вспоминать о нем смешно...
Раз шестой.
Мне двадцать три. Мы приехали на практику. Белоруссия. Гродненская область. Город Лида.
Я увидела его в лифте и влюбилась. А как иначе?!! Ведь это был самый красивый, самый сильный мужчина... И он стоял так близко, что я даже чувствовала его запах. И когда вновь вошедший мужичок толкнул меня, я отлетела и прикоснулась руками к такой мощной, крепкой, выпуклой груди, что дыхание сбилось, а сердце немедленно переместилось в горло и застучало так, что, кажется, этот стук услышали все!
У него были длинные, почти до плеч светлые, волнистые волосы; огромные, с хитринкой, синие, как небо глаза; большой рот; тонкий с чуть заметной горбинкой нос; плечи - широченные, закрывающие собой все вокруг; руки - круглые, неохватные, в змейках вен; торс - гладкий, безволосый, весь в плитках мускулов; мощные ноги.
Вылитый богатырь из сказки. Он был капитаном сборной по тяжелой атлетике. Он был тяжем, то есть, весит около ста десяти килограмм. И все эти килограммы были потрясающе мужественны и красивы...
Он увидел мой восторг и, конечно, воспользовался им в полной мере. Делал он это почти три месяца, и все это время я была абсолютно счастлива. Зная, что никогда не буду его женой, зная, что скоро, совсем скоро это счастье кончится...
Мне было все равно! Никогда - ни до, ни после - я не чувствовала себя так по королевски! Просто оттого, что рядом со мной был настоящий король, и этот король из всех выбрал именно меня. Пусть только на три месяца...
Он был женат, у него подрастал сын, он сказал мне об этом сразу. Мне не на что обижаться.
Я так и не смогла забыть о нем. Как только не пыталась...
Раз седьмой.
Мне двадцать пять. Пора бы уж и замуж... И детей хочется... Очень-очень...
Он - сын папиного друга. Мы гуляем, взявшись за руки. Сидим на лавочках и рассказываем друг другу анекдоты. Иногда мы целуемся. Когда он не боится, что это кто-то увидит. Его нервирует и бесит, что кто-то может себе позволить такое при-людно. Я не понимаю.
Он не любит детей. Только своих! Которые когда-нибудь у нас будут. Я не понимаю.
Он хочет уехать в Израиль. Как это? А друзья? А родители? А могилы? А все мои любимые места и местечки? "Понимаешь" - говорит он равнодушно, и я снова не понимаю...
Он женился через год на той, которая понимала. Наверно я просто дурочка... Но думать и вспоминать об этом лишний раз неохота.
Раз восьмой.
Мне двадцать семь. Я все еще зачем-то хочу замуж. И еще больше, чем раньше детей.
Он - мой старинный друг, и мы отлично понимаем друг друга. Нам хорошо в постели. Даже очень хорошо. Мы ходим в театры и музеи. С ним я впервые посетила концерт симфонической музыки и - удивительное дело - не уснула и не умерла от скуки. Он читает мне вслух Карамзина и Ахматову. А я ему - мои любимые сказки и роняю слезы, видя умиление и обожание в его глазах.
Меня любит его мама. И папа. И бабушка. Он приводит меня к себе домой, у них на глазах снимает с моих уставших ног туфли и принимается гладить и разминать пальчики... Один за другим, один за другим... Его мама видит на моей пятке маленькую мозоль, ахает и несется готовить какую-то целебную припарку.
Он звонит мне по десять раз в день. Сходит с ума, когда я вдруг подхватываю насморк, достает дефицитные лекарства. Он сидит рядом со мной, кормит с ложечки бульоном и рассказывает, как мы будем любить наших детей. Но сначала мы их родим. Вместе. Потому что он всегда будет рядом и мне никогда не будет одиноко.
Я уже не могу без него жить. Без него и без будущего, о котором он так замечательно рассказывает...
- Прости любимая, - говорит он однажды, - слишком сладкая конфета быстро надоедает...
Он сказал эти странные слова и ушел навсегда. Он убил меня. Растоптал. Разорвал душу. Уничтожил мечты.
Я вспоминаю о нем с ненавистью.
Раз девятый
Мне двадцать девять. Ему тридцать два. Он ничего себе - вполне хорош собой, только ростом маловат.
Он скован в постели,и частенько приходится брать дело в свои руки. Удивляет, неужели нельзя уж, наконец, запомнить, что как надо делать?
Успокаивает, что всему свое время...
Мы часто встречаемся. У нас культурная программа. Скучная, но лучше же, чем дома сидеть.
Уговорила сходить в кино. В фойе он неожиданно предложил сиграть свадьбу. Дала согласие. Посмотрели кино. Весь сеанс он ласково перебирал мои пальчики и шептал, какие они маленькие и пухленькие. Приятно черт побери!
Обратно ехали в трамвае. Две остановки. У него проездной и ни копейки мелочи. Мне так хорошо и весело, что хочется со всеми поделиться радостью. И уж точно не хочется омрачать этот день безбилетным проездом...
Нахожу в кармане пятьдесят копеек, иду к водителю, прошу талончик... Неожиданно он выхватывает у меня монету, размахивается и со словами: "Один талончик не продаю!" кидает мне его в лицо. Метко. Прямо в лоб. Я вскрикиваю и, отшатнувшись, чуть не падаю. Народ вокруг возмущается, какой-то парень кричит, что сейчас набьет этому уроду морду... Мой жених хватает меня за руку и выволакивает из вагона.
Он не хочет больше на мне жениться! Он терпеть не может общественных скандалов и базарных склочниц! Чего поперлась?!! Подумаешь, две остановки без билета она не могла проехать!!! И вообще! Нафиг ему такая жена - все учит и учит, и учит, и учит! Да не одна фря не давала ему раньше советов в постели! Что он мальчик?!! Надоело!!!
Мне тоже... Не пойду замуж Чего я там не видела?!!
